1518 году по городам и сёлам Испании возили королевский штандарт, который венчала окровавленная голова самозваного правителя Алжира Барберусса I.

Простолюдина, сумевшего благодаря железной воле, поистине сверхъестественной интуиции, непревзойдённым талантам лидера сплотить разрозненные шайки морских разбойников в мощную дисциплинированную армию. Господствовавшего на суше и воде до тех пор, пока спустя пятнадцать лет, полных «славными победами и досадными поражениями», не был порубанным саблей испанского знаменосца, дворянина дона Гарсиа де-Тинео.

Барберусс I, он же Харуджи, родился в 1482 году на острове Лесбос. Уже в отрочестве грезил дальними странами, где можно сказочно разбогатеть, «если знать, у кого брать». Возмужав, завербовался на галеру надсмотрщиком за гребцами-каторжанами. У острова Канди на галеру напали родосские рыцари, которые выгребли из трюма пряности и шелка, заковали Харуджи в цепи, усадили на скамью гребца. Притворившись немым, недавний надсмотрщик, прозванный Рыжей Бородой, обливаясь потом, два года орудовал огромным веслом, вынашивая планы побега.

Случай представился, когда галеру во время шторма выбросило на каменистые отмели острова Кастилло-Россо. Непостижимым образом освободившись от цепей, невольник прыгнул за борт и благополучно доплыл до берега. Он нашёл прибежище у рыбаков-христиан, пообещав, что, если поступят на службу к вождю мусульман Хаир-Хану, дворец которого в городе Сата-лии, золота заработают столько, что «хватит правнукам внуков».

аир-Хан, сразу разглядев в ухватистом единоверце не просто головореза, но и хитреца, пригодного для наполнения драгоценностями не только собственных карманов, но, прежде всего, его бездонных сундуков, предоставил крепкий, оснащённый пушками и абордажным тараном корабль. У острова Родос, напав на тройку испанских купеческих парусников, Харуджи так основательно поживился, что выше дозволенного утяжелил собственный, ставший тихоходным и неповоротливым, корабль. Пришлось встать на якорь, чтобы продать излишки груза. И снова его планы нарушили вездесущие рыцари. Отняв корабль, обобрав до нитки, вознамерились посадить его на кол. Спасло начинающего пирата то, что, празднуя победу, рыцари перепились и уснули. Харуджи, перерезав горло тем, кто больше других издевался над ним, вернулся в Саталию. Хаир-Хан, не простивший потери лучшего корабля, прогнал его, сказав: «Ты годен только на то, чтобы побираться, а не действовать, умножая достаток». Харуджи зло огрызнулся: «Попомни. Наступит день, и ты ляжешь в пыль, моля о благосклонности. Я, не помня обид, велю наказать тебя плетьми». Хаир-Хан рассмеялся в ответ. Откуда ему было знать, что угрозы станут явью?

В Константинополе Харуджи, чтобы не умереть с голоду, от рассвета до заката в компании других оборванцев разгружал торговые суда, мечтая о возвращении на стезю главаря флибустьеров. И вернулся. Войдя в доверие к капитану ощетинившегося пушками британского парусника, обрушил на голову ему топор и, пробравшись в пороховой погреб, закричал: «Или вы, подневольные матросы, идёте под началом моим за золотом и свободой, или я, проклиная вас и себя, взрываю парусник. Выбирайте!» Матросы, выбрав вольный промысел, больше никогда не оставляли Харуджи, беспрекословно подчиняясь ему и на каждой якорной стоянке вербуя новых сторонников. Могло ли быть иначе? Харуджи всегда справедливо делил награбленное, забирая себе ровно столько, сколько отдавал другим. Льстило самолюбию пиратов и то, что разбойничьи корабли ходили под флагом вольной эскадры. На зелёном полотнище красовался череп, обвитый чёрной лентой и золотой змеёй. Никто из товарищей Харуджи не знал, что он решил платить дань султану Мулей-Ахмеду, могущественному покровителю тунисских пиратов. Но к султану с пустыми руками не явишься. Завершив очередной кровавый набег, окрылённый удачей Харуджи, встав пятёркой кораблей на рейде Туниса, отправил Мулей-Ахмеду подарок - 50 пышно разодетых юношей-рабов, 30 породистых догов, 20 легавых, 80 охотничьих соколов. Замыкали торжественное шествие чистокровные арабские скакуны, на которых восседали юные красавицы - дочери пленного испанского дворянина. Такие мелочи, как шкатулки с бриллиантами, золотыми монетами, отрезы бархата и шёлка, Харуджи положил к ногам султана сам. Довольный Мулей-Ахмед принял всех до единого пиратов на службу, наградив каждого красным плащом и золотым тенге.

Два месяца при дворе султана пировали и распутничали пираты. Пресытившись, вернулись к привычному ремеслу, обирая один за другим поверженные города Италии. Харуджи подумывал о том, чтобы триумфатором въехать в Рим и водрузить над вечным городом пиратский флаг. Направился туда, но был взят в клещи десятью итальянскими кораблями. Попав под перекрёстный огонь, смело пошёл на абордаж флагмана - папского парусника. Оказался пленённым капитаном Паоло Витторио, приказавшим изрубить его на куски, предварительно содрав кожу. Исхитрившись, Харуджи выхватил спрятанный под камзолом кинжал и вонзил в горло капитану. Перерезал ремни на ногах. Увидев, что главарь свободен, удесятерив ярость, пираты расправились с недавними победителями и завладели сокровищами трюмов. На трофейных кораблях помчались к Алжиру.

В одной из яростных стычек на подходе к конечной цели у Харуджи пушечным ядром оторвало руку. Её отсутствие восполнили полым серебряным, с пружинным приводом, протезом. Вместе с выздоровлением к Харуджи вернулись его честолюбивые планы. Собрав приунывших пиратов, он объявил о намерении стать королём Алжира, конечно, не без помощи турок, вооружённых ружьями, палашами и лёгкими пушками, которым назначалось высадиться у мыса Матифу и двигаться по равнине к Алжиру.

Сбросив флаги Арагона и Костильи, Харуджи собственноручно утопил их в купальне «испанского прихвостня Селима» и, рассадив, «где нужно и нужнее» наместников из числа самых преданных разбойников, сделался непререкаемым диктатором Алжира, некоронованным королём Барбе-руссом I, к которому на поклон тотчас же явился гость Селима, Хаир-Хан. Былого покровителя Барберусс распорядился слегка пощекотать плётками и, посадив на ветхое невольничье судно, позволил плыть, куда дует ветер.

Хаир-Хан, которого выпороли чисто символически, не простил унижения. Для него благоприятный ветер дул в сторону Испании. Прибыв в Арагон, он даже не попросил, а потребовал, чтобы зарвавшийся простолюдин и самозванец был любой ценой без промедления смещён.

Легко требовать, труднее делать. Харуджи в который раз доказал, что он крепкий орешек. Ступив на алжирский берег, отборные войска кардинала Хименеса, ведомые генералом Диего де-Вера, «прославившимся насаждением саблями и пулями христианских ценностей в Африке», неосмотрительно проникли, как им казалось, за скверно охраняемые кольцевые стены резиденции Харуджи. Ждал их убийственный сюрприз. Глубокие рвы вокруг дворца были накрыты присыпанными землёй тонкими досками. Конные и пешие солдаты, попав в ловушки, напарывались на острые колья. Отступавших пираты уничтожали, поливая из окон и с кровли кипящей смолой. Уцелевший генерал Диего де-Вера, стоя между скал в водах бухты Баб-Эль-Уэда, дождался ночи и ускользнул на поджидавшем корабле в Испанию.

Эта победа стала началом конца самозванца Барберусса I. В мае 1518 года, прежде чем нанести удары по тылам вернувшихся испанцев, Харуджи «на всякий случай» передал свои несметные сокровища турку-казначею и помчался во главе крошечного отряда к городку Ду-Буду, затерянному в Малой пустыне на границе Марокко. Там его ждали резервные войска. Там он рассчитывал отсидеться, чтобы свежими силами и внезапным маневром взять реванш. Не получилось. Знаменосец Гарсиа де Тинео «казнил окружённого, дерущегося как лев однорукого разбойника». Того, кого называли Харуджи и Барберусс I. Чей полководческий талант и мужество вызывали восхищение современников. Того, кого помнят и сегодня.