Осенью 1890 года при проведении  ремонта в трапезной бенедиктинского монастыря Санта-Аполлония   на   стене,   противоположной витражным окнам, под несколькими   слоями   посредственных фресковых росписей был обнаружен живописный шедевр великого итальянского мастера эпохи Возрождения Андреа дель Кастаньо.

Реставраторы, включившиеся в работу несколько недель спустя, полную расчистку завершили лишь через три десятилетия, явив миру нечто такое, о чём известный итальянский критик Джован-ни Карти отозвался со смешанным чувством восторга и ужаса: «Поистине, в этой «Тайной вечере» есть что-то иррациональное, что-то притягивающее и отталкивающее, что я бы, согласившись с мнением предков, назвал дьявольским. Глядя на краски, на полутона, на ракурсы, начинаешь задумываться о том, что рукой художника водил сам дьявол. Художник почил четыре столетия назад, оставив во фреске бешеную, нечеловеческую энергетику, призыв не к смирению, но к бунту».

НЕИСТОВЫЙ АНДРЕА

Неудивительно, что после такого высказывания авторитетного ценителя искусств, народ повалил валом поглядеть на чудо. И представителей высшего общества, и среднего сословия привело сюда  любопытство - желание убедиться, правда ли то, что Кастаньо - живописец, график, рисовальщик - «зеркальное отражение Паганини, которому молва тоже приписывала скреплённый кровью договор с самим дьяволом, с условием продажи души, ставшей заложницей никогда и никем непревзойдённого мастерства».

Французский писатель Стендаль, которому в начале XIX века римский аристократ и коллекционер Франко Дастро показал хранившиеся у него несколько набросков «неистового Андреа», оставил такое свидетельство: «Несомненно, данные эскизы -  часть блестящего, грандиозного целого. С большой вероятностью - «Вечери». Я был надломлен, когда увидел лицо Христа, набросанное углём. В его лице не было умиротворённости, всепрощения. Оно было воплощением бушующих страстей. Вокруг него апостолы со злыми лицами, как-будто их сжигают греховные мысли. Зато у Иуды выражение страдальческое. Представляю, что испытали первые ценители готовой фрески, если, конечно, она была написана».

«Тайной вечере» не суждено было погибнуть. Современники имеют возможность созерцать её во всём великолепии. Большинство работ мастера тоже дошло до наших дней. В оригиналах, копиях, репродукциях они вызывают бури противоречивых эмоций.

«Вглядывание в «тёмные» полотна сродни вглядыванию в бездну. Сродни зрительному контакту с непостижимым, накрепко скрытым. Взывающему, в шатком, вывернутом виде, к нынешним и грядущим трагедиям бытия. Отчего так? Полагаю, что причина шизоидного воздействия на зрителей в шизоидной болезни художника, по всем признакам, так же, как Эль Греко, Босх, Сальвадор Дали, жившего в мягких тисках этого жёсткого недуга, с детства формирующего поведение художника, пристрастия и наклонности. Чтобы разгадать кроссворд, предложенный дель Кастаньо, надо знать его биографию, его корни.

После чего и то лишь в ничтожной степени начнёшь прозревать, смутно догадываясь, отчего боязно один на один оказываться возле его творений», - заключает американский психиатр Фрэнк Рубинштейн.

Биографические сведения об Андреа, отпрыске полунищего дровосека, любящего приложиться к чарке, а приложившись, избивавшего сына, ничуть не отрывочны. Известно, что в раннем детстве он самозабвенно разрисовывал стены амбара, причём, дабы угодить не в меру набожному родителю исключительно сценами подвигов местных святых и святош в окружении домашних животных и растений.

Однажды, когда отец обнаружил на стене карикатуры на себя, приятелей-прихожан и даже на апельсиновые деревца, вместо листьев, имеющих змеиные головы, он в ярости сломал мальчишке руку. В тот же вечер от попадания молнии вспыхнул и сгорел дотла родительский дом. Во всём обвинили Андреа, его «истерический нрав и дурной глаз». Места в амбаре, куда переорался погорелец-отец, для сына не нашлось. Приютил талантливого мальчика дядюшка по матери, давший пропитание и позволивший учиться у сельских живописцев. Обучение заключалось в том, что ученик принялся учить учителей, с утра до вечера рисуя на всём, на чём придётся. И как рисуя!

ИЛЛЮЗИЯ ЖИЗНИ

Вскоре о совершенных линиях и ярких красках семнадцатилетнего гения прознал влиятельнейший флорентийский дворянин Бернадетто де Медичи. Он сразу сделал странный заказ юному художнику - подробно, не опустив ни единой детали, изобразить на стене в гостиной своей виллы процесс повешения врагов знатной фамилии, предавших в битве при Ангиари.

Дель Кастаньо справился блестяще. В анналах рода Медичи в 1440 году появилась запись: «Мы разрешили мастеру в качестве натуры использовать трупы казнённых мерзавцев, при казнях присутствуя. На фреске - ужасы, превосходящие адовы. Друзья боятся входить в нашу гостиную. Им чудится, что трупы на штукатурке не нарисованы, а существуют в отрыве и в отдалении от поверхности стены. Какими средствами мастер добился такой иллюзии, нам не ведомо. Мы убедились, что можно разглядывать фреску чуть ли не со всех сторон, лелея чувство присутствия при наказании. Мы посему весьма довольны. Пусть даже Андреа помог дьявол».

Ватикан ненавязчиво намекнул всесильному Медичи, что его домашнему художнику, за которым закрепилось прозвище Андреа - Певец повешенных - лучше покинуть Флоренцию. Получив от покровителя сотню золотых монет, дель Кастаньо нашёл временный приют в Венеции - городе художников, музыкантов, учёных. От заказов знати у «мастера скандалов», якобы рисующего вместо красок кровью убиенных младенцев, отбоя не было. Первые же полотна, представленные заказчикам, подействовали сверхъестественно. Люди, предметы, интерьеры, изображённые на них, были одушевлены, их хотелось потрогать руками, чтобы убедиться, что это иллюзия.

Церковь, пожелав, чтобы Андреа «сделал неживое как бы живым», заказала с десяток фресок - «Распятие», «Положение во гроб», «Пьета», «Воскресение». Начал он с первого варианта «Тайной вечери», перебравшись в монастырь «Санта-Аполлония». Работал по ночам. Днём, когда трапезной пользовались монахи, начатую фреску закрывал плотный занавес. По ночам случалось «всякое богомерзкое». В монастырской летописи можно прочитать: «Многие монахи, обеспокоенные стонами и бормотаниями, проникнув в трапезную, неоднократно замечали, что наброски меняют всякие краски на кровавый цвет. Когда мальчик-служка нечаянно задел лестницу, то Андреа, стоящий на ней под потолком, не упал даже, а, приобретя свойства пуха, безболезненно опустился рядом. После установки лестницы он по лени не захотел подниматься ступенями и взлетел к потолку. Когда приступил к росписи, масляные плошки, доселе тусклые, дали ярчайший невиданный свет. По окончании работы Иуда казался вечно живым, Христос невоскресимым, с выжженной душой. Созерцать сие - грех, быть рядом - удвоенный грех».

ВОЛШЕБНОЕ «РАСПЯТИЕ»

Художника попросили из монастыря. Денег не было. Но дурная слава сработала в его пользу. Семейство Мангаути заказало домашнюю фреску «Распятие», такую, «чтобы казалась даже живее, чем отвергнутая монастырём». «В дель Кастаньо пробудился фанатик. За шесть бессонных дней он выполнил заказ.

Средневековый биограф пишет: «Почтенные люди остереглись показывать выдающуюся ложь. Да и как? Живое всё. Разве не движется, но дышит. Распятого Христа, видно по всему, побивают конвульсии с кровавым потом. Богородица, изображённая рыдающей, вскоре начала источать мир. Закрасить фреску, увидев этот святой знак, не решились. Завесили фреску гобеленом. Гобелен, намокнув, засветился в сумерках фосфором вытканных на нём морских рыб». Последней каплей, переполнившей чашу обвинений в связях с дьяволом, стал навет в том, что, одолеваемый приступами лунатизма, художник поджигает дома заказчиков. Действительно, от прямых попаданий молний сгорели две виллы, где часто гостил Андреа.

Спасаясь от обвинений, дель Кастаньо вернулся во Флоренцию. Дожил до 1457 года, выполняя неплохо оплачиваемые заказы. В год «чёрной европейской чумы» стал её жертвой. Если при жизни его, как пособника дьявола, сторонились, то после смерти объявили чуть ли не чудотворцем. За его фресками замечено, что они даже при повышенной влажности воздуха никогда не отсыревают, им не причиняли вреда пожары.

Был ли художник безумцем? Если даже так, для нас гораздо важнее его гениальное наследие.